Вспоминая Самуила Яковлевича Маршака
Из мемуаров Владимира Познера, который успел побыть литературным секретарем Маршака. Уже совсем больной Маршак лежал в постели, а Познер сидел рядом. И тот ему говорил:
— Владимир Владимирович, мы поедем в Англию?
— Поедем.
— И купим там конный выезд?
— Купим, Самуил Яковлевич.
— Вы сядете на облучке и будете завлекать красивых женщин... А внутри буду сидеть я , потому что вы не умеете с ними обращаться!
Вспоминает молодой Аркадий Райкин. Сидя в гостях у Маршака, он рассказывал историю про Чуковского. <..> Маршаку рассказ понравился, он заразительно хохотал, вскидывая седую голову и поблескивая очками... Тут ему вдруг понадобилась какая-то бумага. «Опять Розалия Ивановна куда-то засунула мою папку! — горестно воскликнул Маршак. — После моей смерти потомки напишут про меня, как про Шекспира, что меня не было, ведь Розалия Ивановна теряет все мои рукописи!».
Появляется строгая домработница Розалия Ивановна с чашкой кофе — папка обнаруживается. Маршак отхлебывает кофе: «Вечно сварите какую-нибудь гадость!». Домработница уносит чашку. Маршак вдогонку:
— Куда унесли мой кофе?
— Там уже ничего не осталось.
— Нет, осталось.
— Я вам сейчас покажу.
Маршак заглядывает в пустую чашку и ворчит: «Вот вечно ей надо доказать свое! Единственная должность, которую Розалия Ивановна можете исполнять — императрицы. Аркадий, вы не знаете, нет ли вакантного места императрицы?»
— Самуил Яковлевич, вы с утра ничего не ели. Да и гость, должно быть, проголодался. Я накрою обед, — меняет тему домработница.
— Розалия Ивановна, вы как солнце, — отзывается Маршак (та расплывается в улыбке). — Но плохо, когда солнца много. Мы хотим посидеть в тени и почитать стихи. Все, администрация может удалиться!
А это из воспоминаний Валентина Берестова о старшем друге и учителе.
Розалия Ивановна, питерская немка, работала в доме Маршака почти сорок лет. Когда в начале войны из Москвы стали высылать всех немцев, Самуил Яковлевич с трудом отстоял свою домоправительницу. А потом частенько пугал её угрозой переменить своё решение. Когда во время бомбёжек они спускались в метро, непременно говорил:
- Розалия Ивановна, сидите тихо: ваши летят.
Однажды Самуил Яковлевич сказал мне:
– Чтобы не ошибиться в людях, знайте, что у каждого человека два возраста. Один – тот, в котором он находится. А другой – детский возраст, соответствующий его характеру. Вот вам, например, двенадцать лет. А сколько вы дадите мне?
– Года четыре, Самуил Яковлевич.
– Примерно так…
Маршак рассказывает:
- Как-то к нам в ленинградский Деттиз пришло указание – изгонять из книг для детей бранные слова. Особенно истово взялась за дело молодая редакторша. Но это милое создание, к сожалению, не знало, какие слова бранные, а какие нет. Вызывает она к себе одного писателя и говорит: «Помилуйте, что вы написали? «Старый хрыч»! И это в детской книжке! Какой ужас! Нужно поискать более приличное выражение. Например, «старый хрен». Как-то ей попалось слово «кобель». Она спрашивает, что это такое. Ей говорят: «Кобель – это автор, который в срок не приносит рукопись». И вот приходит Юрий Николаевич Тынянов, изысканно вежливый, элегантный, в белых нитяных перчатках. Как они у него сохранились такими свежими после двух войн, двух революций и разрухи? А она, этак кокетливо улыбаясь, говорит ему: «Юрий Николаевич! Какой же вы, однако, кобель!»
Как-то в мемуарах Эренбурга он прочел: «Маршак промолчал». И расхохотался:
- Вы видели, чтобы Маршак молчал?
В холодильнике – водка для Твардовского: вдруг придёт в запое.
Тост за Твардовского:
– Выпьем за то, чтобы он не пил!
Маршак зашел в ялтинский дворик, где когда-то жил. Со времени его отрочества там мало что изменилось. «Вы чего-то ищете?» – спросила сидевшая на старой скамье пожилая женщина с книгой. Смуглая, худая, крепкая. Поэт сказал, что с двором его связывают давние воспоминания.
- Значит, вы – Маршак! – сказала женщина. – Не узнаете? Я одна из двух, как вы изволили написать, сумасшедших старух, живших в этом дворе.
Внуки у деда были полными хозяевами. Полезла Розалия Ивановна в холодильник за вареньем, а там пустая банка.
- Тут написано «Варенье для С. Я.». То есть для Самуила Яковлевича!» – возмутилась домоправительница.
– «С. Я.» – поправили внуки, – это Саша и Яша!
Фадеев встречает Маршака в Доме литераторов:
- А давайте, Самуил Яковлевич, выпьем!
- Не могу, голубчик! Пить с вами всё равно что играть на скрипке в присутствии Паганини.
За день до последнего (75 лет) юбилея Маршака я встретился с Новеллой Матвеевой и Борисом Заходером. Решили сочинить веселое поздравление втроем. Смеялись, радуясь каждой находке. Заходер довез меня до заветного подъезда. Я, озираясь, бросил письмо в почтовый ящик на третьем этаже. Шло время, Маршак – ни слова о нашем творении. После его смерти, когда И.С. Маршак приводил в порядок архив, я спросил Розалию Ивановну: не нашлось ли поздравления от трех веселых поэтов?
- Я сразу выбросила ту бумажку! – ответила она. – Думала, какие-то хулиганы балуются!
